1
Элис, если в чёрном лесу кричит дрозд,
он кричит про твой закат.
И твои губы пьют голубую прохладу горных ручьёв.
Забудься, если твой лоб истекает кровью
древних преданий
и тёмных значений полета птицы.
Ибо ты, невесомо ступая, поднимаешься ввысь,
к пурпурным гроздьям ночи - о как
чудно ты синеву разводишь руками.
Терновый куст поёт
в осиянье твоих лунных очей,
О, как давно ты, Элис, мёртвый.
Твоя кровь - гиацинт,
в неё монах погружает свои восковые персты,
твоя чёрная пещера — наше молчанье,
откуда по временам выходит кроткий зверь
и тихо опускает тяжёлые веки.
На твои виски капает чёрная роса
и последнее золото гаснущих звёзд.
2
Совершенна тишина этого золотого дня.
Под старыми дубами
покоишься, Элис, ты, раскрыв широко глаза.
Их синева отражает дремоту влюблённых.
У твоих губ
умолкают их розовые вздохи.
Вечером вытащил рыбак тяжёлые сети.
Добрый пастух
ведёт свое стадо по краю опушки.
О как праведны, Элис, все твои дни!
Весёлой мыслью живёт
тёмная песнь винодела,
в синей тиши маслины.
Готовыми в доме найдут голодные хлеб и вино.
3
Нежный колокол в груди у Элиса звенит
под вечер,
его чело к подушке чёрной никнет.
Синий зверь
в терновнике исходит кровью.
Мёртвое дерево одиноко стоит;
синие плоды опали с ветвей.
Знаки и звёзды
неслышно тонут в вечернем пруду.
За холмами настала зима.
Синие голуби
пьют по ночам ледяной пот,
с хрустального лба Элиса.
Не молкнет
у чёрных стен ледяное дыхание Бога.