Снесли безвестного в мертвецкую под вечер;
вонь дёгтя; тихий шелест красных платанов;
и тёмное круженье галок; на площадь потянулась стража
Укрылось солнце в чёрный полог; в который раз
возвращается давно минувший вечер
Сестра в соседней комнате играет сонату: Шуберт.
Как тихо погружается её улыбка в сникающий фонтан
в голубоватом шелестенье сумерек. О, и как он стар,
наш род,
кто-то шепчется в сумраке сада; кто-то покинул
это чёрное небо.
На комоде благоухают яблоки. Бабушка затепливает
золотые свечи.
Тихий шелест наших шагов в старом парке,
под высокими кронами. О, как строг гиацинтовый лик
сумерек.
У ног твоих ручей, и тайна в красной тишине рта
в тени дремотных листьев и тёмном золотое сникших
подсолнухов.
Как тяжелы от мака твои губы, что сонно дышат
у меня на лбу.
Нежным звоном пронизана грудь. Голубое облако -
надо мной в сумерках склоняется твой лик.
И песнь под гитару в случайно попавшемся кабаке,
и дикие кусты бузины, и давно минувший ноябрьский день,
и доверчивые шаги по тёмной лестнице, и вид побуревших
балок,
и распахнутое окно, к которому возвращаешься
в сладостной надежде -
необъяснимо всё это, о Боже, - и падаешь на колени
невольно.
О, как темна эта ночь. Пурпурное пламя
угасает на моих губах. И в тишине
замирает одинокая струна измаянной души.
Смолкни совсем, когда хмельная от вина голова
поникнет в сточной канаве.
